Мы отметили уже возражения американского материалиста Кедвалладера Колдена против учения Беркли о причинности. Эти возражения попадают в самую сердцевину имматериализма Беркли, поскольку отрицание активности материи является одним из главных его доводов против материалистического понимания причины ощущений. Учение о самодвижении материи, сформулированное уже (вслед за Спинозой) Толандом и развитое Колденом, было веским аргументом в борьбе материализма против идеализма.
Особое место в истории критики берклианства занимают Юм и Кант. Давид Юм развивает в своей критике мысль, зароненную Бакстером, но развивает ее в ином направлении. Нельзя однозначно определить его критику как критику справа или слева — она имеет две стороны [9] . С одной стороны Юм последовательно продолжает феноменалистическую линию берклианского имматериализма. В этом смысле он более последовательный берклианец, чем сам «великий философ» из колледжа Троицы (25, I, стр. 106). Но негативный субъективизм перерастает у Юма в субъективизм позитивный, и тем самым берклианская критика материальной субстанции оборачивается также антиберклианской критикой духовной субстанции. Развивая аргументы Беркли, Юм отвергает его учение о конечных духах и о бесконечном духе — о душе и о боге. Основанные на этом антирелигиозные произведения Юма с их острым скептицизмом по отношению к религиозной вере движут мысль в направлении, диаметрально противоположном тому, куда направлял ее Беркли.
По-другому, но также двойственна критика берклианского феноменализма основоположником немецкого классического идеализма. Кантовское «Опровержение идеализма» во втором издании «Критики чистого разума» — это критика берклианского идеалистического монизма с дуалистической позиции. Для Канта идеализм Беркли — «догматический», «мистический и мечтательный» (19, III, стр. 286). При всей своей непознаваемости вещи в себе, аффицирующие нашу чувственность, преграждают путь к феноменализму. Отвергая с помощью рационалистических доводов сенсуалистическую односторонность Беркли, Кант в то же время сближается с высказываниями французских материалистов, когда пишет, что «нельзя не признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас... и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-нибудь вздумал подвергнуть его сомнению» (19, III, стр. 101). То, что у французских философов было следствием ограниченности представляемой ими созерцательной формы материализма, для Канта является принципиальным выражением его агностицизма.
На противоречивость берклианства обращает внимание и Гегель. С одной стороны, «это идеализм, для которого исчезает всякая внешняя реальность», а с другой — Беркли «не берет идеализм в этом субъективном смысле... Непоследовательность в этой системе должен был взять на себя опять-таки бог, он играет роль стока; ему предоставляется разрешение противоречия» (16, стр. 370, 373).
Критика берклианства, хотя она и велась справа и слева, как впоследствии и критика кантианства, тем не менее существенно отличается от последней. Критика Канта была вызвана непоследовательностью его идеализма, наличием в ней потенциально-материалистического элемента («вещи в себе»). Беркли нельзя было обвинить ни в том, ни в другом.
Его подвергали критике либо с позиции схоластического догматизма, либо за непоследовательность формы его идеализма, пытавшегося сочетать субъективизм с объективизмом, либо, наконец, это была критика слева — контрнаступление материализма против агрессивного имматериализма.
Особое место в развитии критики берклианства слева занимает классическая работа В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Ленин не ставил себе задачу исторического исследования учения дублинского идеалиста и его места в эволюции философской мысли. Актуальная задача, поставленная Лениным, состояла в разоблачении вошедших в то время в моду философских течений — махизма, эмпириокритицизма, имманентизма, эмпириомонизма. Течения эти, претендовавшие на «нейтральную» линию в философии, на словах возносящуюся и над материализмом, и над идеализмом, на деле вели активную борьбу против высшей, диалектической формы материализма. Ленин неопровержимо доказал, что «новейшие» махисты не привели против материалистов «буквально ни единого довода, которого бы не было у епископа Беркли» (6, стр. 31). Различие между ними и Беркли заключалось в том, что, в то время как последний «откровенничал насчет тенденций своей философии», махисты и родственные им философские школы облекают имматериализм Беркли «в гораздо более хитрую и запутанную „новой“ терминологией форму» (6, стр. 20). Вот почему Ленин счел необходимым, прежде чем перейти к критике махизма, дать «историческую справку» об основоположениях учения Беркли, демонстрируя самую суть философии его махистских преемников, старающихся «„замести следы“ своего родства с Беркли» (6, стр. 31). При этом «махисты неверно представляют и отношение Маха к Беркли и сущность философской линии Беркли» (6, стр. 14). Ленин приводит «как курьез» попытку русского махиста Валентинова (впоследствии белого эмигранта) воспользоваться разнородностью идеалистических ингредиентов берклианства, для того чтобы скрыть философское происхождение махизма. «...Когда, говоря о Махе, — цитирует Ленин Валентинова,— кивают на Берклея, мы спрашиваем, о каком Берклее идет речь? О Берклее ли, традиционно считающемся... за солипсиста, о Берклее ли, защищающем непосредственное присутствие и провидение божества? Вообще говоря (?), о Берклее ли, как философствующем епископе, сокрушающем атеизм, или о Берклее, как вдумчивом аналитике?» (цит. по 6, стр. 31—32). Как будто то и другое не переплетено неразрывно в системе Беркли, служа единой цели, единому предназначению! Внутренней противоречивостью берклианства Валентинов хотел замаскировать единство идеалистического направления его воззрений, полную противоположность всех элементов его системы материалистическому лагерю в философии. Эта противоположность двух основных линий в философии, со всей определенностью сформулированная Лениным, проводится Беркли со всей «прямотой, ясностью и отчетливостью» (6, стр. 17).
Поскольку основной задачей Ленина было разоблачение эмпириокритицизма, тянувшего философию назад к Беркли, внимание его было сосредоточено на субъективно-идеалистической линии берклианства. То, что Ленин оставляет в стороне объективно-идеалистическую линию, вовсе не значит, что он ее не видел. Ленин специально оговаривает, что, допуская другие Я и выводя «идеи» из божественного воздействия, Беркли «подходит таким образом к объективному идеализму» (6, стр. 24).
Марксистское размежевание двух основных направлений в философии служит Ленину надежным ориентиром в различении того, за кого выдают себя философы и кем они являются в действительности. Преодоление марксизмом созерцательности прежнего материализма дает ему возможность в борьбе против феноменализма перейти от веры во внешний мир, покоящейся на «здравом смысле», к доказательству, обоснованному всей рационально осмысленной общественной практикой человечества. Развитие Лениным материалистической теории отражения на основе диалектического метода позволило ему противопоставить односторонности сенсуализма диалектическое единство эмпирического и рационального познания как двух взаимосвязанных форм отражения. Диалектико-материалистическая теория познания, свободная от пассивно созерцательного подхода к субъекту познания и в полной маре учитывающая активное взаимодействие объекта и субъекта в познавательном процессе, дала несокрушимое опровержение субъективно-идеалистической аргументации против философского материализма.
Глава VIII.
Вторжение в науку
Профессор Джессоп говорит о Беркли как об «уме, открытом для новой науки» (58, стр. 99). Речь идет о науке, фундамент которой был заложен Галилеем и которая достигла своего кульминационного пункта в учениях Ньютона, Бойля, Торричелли, о науке, герольдом которой в Англии был Бэкон Веруламский. В годы Беркли она пустила глубокие корни в общественном сознании. Да, ум Беркли был «открыт» для новой науки. Он не отвергал ее. Он старательно изучал научные достижения, уделив им большое место в своих произведениях. Корпускулярная теория, ньютоновская физика, исчисление бесконечно малых составляют предмет его пристального внимания. Какую цель преследовал он при этом? Уже в своем философском дневнике Беркли дает себе ясный ответ на этот вопрос: «Моя цель не в том, чтобы всецело направить метафизику по схоластическому пути, а в том, чтобы в известной мере приспособить ее к наукам...» (8, I, стр. 27). Но процесс этот был двусторонним: приспособление идеалистической философии к науке осуществлялось путем приспособления науки к этой философии — путем идеалистического истолкования научных принципов и выводов. Без такой философской переработки задача была невыполнимой, поскольку новая наука по самому существу своему была стихийно-материалистической, обоснованием и конкретизацией механического материализма.